ЗА ГРАНЬЮ САМОГО СЕБЯ

Но, возможно, главный вызов, брошенный страданием светским культурам, состоит в том, что оно показывает несостоятельность той Всемирной истории, которую они предлагают своим приверженцам. Как мы видели, каждая культура должна предоставить своему народу историю, всеобъемлющий рассказ о том, что вообще такое человеческая жизнь. Эндрю Дельбанко в книге «Истинная американская мечта: Размышления о надежде» говорит, что повествование культуры о жизни должно иметь две цели.

Во-первых, давать надежду. Повествование дает нам надежду, только когда помогает «представить такой конец, который больше прожитых дней и часов. Благодаря этому мы сможем перебороть «подсознательное подозрение, что человек брошен один в этом абсурдном мире». Повествование должно превышать «подозрение, что все наши накопления уходят на беспокойство о смерти».

Во-вторых, это повествование должно давать каждому члену общества возможность быть связанным друг с другом, а не раздробленным на миллион независимых частиц. Оно вдохновляет нас отбросить собственные интересы ради общества, предоставив «обязательное ощущение того, что мир не заканчивается конкретным человеком — тобой».

Дельбанко говорит, что в центре каждой истории лежит важная идея о смысле жизни, которая позволяет общественным людям прийти к осознанию себя. Он утверждает три идеи, которые считает главными для американской культуры — это Бог, Нация и Я. В первые годы американского общества смыслом жизни было жить во славу Божию.

Затем, говорит Дельбанко, американцы девятнадцатого века заменили Бога и Его Царствие на Соединенные Штаты как нацию — их демократические ценности, экспансию и процветание. Надежда на Царствие Божие превратилась в миссию, нацеленную на улучшение мира посредством ценностей и власти Америки как нации-искупительницы, «величайшей нации на земле». В этом Дельбанко поддерживает многих других ученых. Этот переход совершенно определенно был этапом в секуляризации нашего общества, более глубоким проникновением в имманентную схему. Национализм и демократия стали новой религией, поскольку американец стремился к тому, чтобы быть никому не обязанной личностью.

Еще в 1830-х годах Алексис де Токвиль говорил, что индивидуализм является одной из «новых особенностей» Америки. Он писал: американец «существует только в самом себе и только для себя». Таким образом, на втором этапе истории США подавляющее большинство все еще верило в Бога, но Он становился все более отдаленным, меньше участвовал в жизни мира, становился менее загадочным и величественным, давая людям способности для понимания и изменения мира.

Но Дельбанко считает, что эти более древние культурные «истории» продолжали развиваться. Эпоха Нации в американской истории все еще ставила благо выше индивидуальной свободы. Как и в любой культуре, нас призывали к тому, чтобы мы поступились собственными интересами во имя чего-то еще — своей страны. Но позднее, в двадцатом веке, «что-то исчезло», — писал он, а именно «любое представление об общей судьбе, которая стоила слез, жертвы, а может, даже смерти». Моментальное удовлетворение теперь считалось «критерием хорошей жизни». И преданность Богу, и все, что напоминало американский патриотизм, осмеивалось людьми «прогрессивных взглядов», так что не оставалось «коллективного видения». Современный человек, например, не имеет выраженного чувства вины, поскольку «он уже не чувствует <...> что в мире существует нечто, превосходящее его самого».

История надежды, которую я попытался набросать в данной книге, говорит о ее постоянном ослаблении. Вначале личность приближалась к величию Бога, а иногда и подавлялась Им. От ранней республики до «Великого общества» она оставалась частью национального идеала, который был меньше Бога, но больше и устойчивее любого отдельного гражданина. Сегодня надежда уменьшилась и почти исчезла.

Описанное выше Роберт Белла в своей знаковой книге «Привычки сердца» называет экспрессивным индивидуализмом. Эта книга была опубликована примерно в то же время, когда Дельбанко обнаружил заметный «переход к самому себе» в нашей культуре. Эта тема очень обширна, и правые, и левые авторы предупреждают о ее последствиях — от Токвиля до социолога Эмиля Дюркгейма, от Карла Маркса до Эдмунда Берка — все они предсказали упадок общественного устройства и «ад в одиночестве».

Но в этой книге наши интересы уже. Многие тревожатся о том, что для сплоченности общества означает «расширенное я» — личность, говорящая: «Я [должна] создавать собственное счастье, находить в себе энергию, быть собственной движущей силой». Однако нам важно, что оно означает в свете страдания. Как понял Виктор Франкл в лагерях смерти, людям, которые сами являются законодателями этики и смысла, не за что умирать, а, следовательно, не за что жить, когда жизнь отнимает у них свободу. Как отмечают Ричард Шведер и Эндрю Дельбанко, каждый по-своему, «история жизни», представленная современной культурой своим людям, не имеет конечной цели важнее удобства и власти человека. Франкл осознал: когда у нас нет ничего важнее личного счастья, страдание может очень быстро привести к самоубийству.

Тимоти Келлер. Прогулки с Богом. От горя к радости.